Несчастный младенец
В череде высокородных Рюриковичей есть личности, которых прославило не удачное правление, не победы над неприятелем и не особое христианское благочестие, вообще не что-либо относящееся к их жизни, а одна только кончина. Самой известной из таких фигур является царевич Дмитрий. Это младший сын царя Ивана IV, родившийся от брака с Марией Нагой.
После смерти отца он жил с матерью в Угличе, на положении удельного князя. Характер мальчика еще не сформировался. Смутные известия о нем, сохранившиеся в иностранных источниках и русских летописях, малодостоверны. Короткая жизнь мальчика, оборванная после того, как он едва вступил в возраст отрочества, - сплошное белое пятно с редкими проблесками твердо установленных фактов.
Загадка гибели царевича волнует умы русских людей на протяжении нескольких столетий. И начать рассказ о нем стоит именно… со дня кончины.
Царевич Дмитрий Углицкий, родной брат государя Федора Ивановича, ушел из жизни 15 мая 1591 года.
Его смерть вызвала большой бунт в Угличе, убийство царского дьяка Михаила Битяговского, приглядывавшего за Нагими, а также его сына Данилы, Осипа Волохова (сына мамки царевича Василисы) и еще нескольких человек. 19 мая до Углича добралась следственная комиссия, спешно собранная в Москве. Ее возглавляли князь Василий Иванович Шуйский, а также митрополит Сарский и Подонский Геласий.
До наших дней дошло «следственное дело» о смерти царевича. Это плод разыскной работы, проведенной комиссией Шуйского. Исследователи сломали немало копий, оценивая достоверность этого документа, весьма внушительного по объему. Он вызвал целую дискуссию. Однако состояние «дела» и приемы работы комиссии отступают на второй план перед одним фактом. Глава комиссии, князь Василий Иванович, будущий государь всея Руси, озвучил три разные версии по поводу судьбы царевича. Официальная версия, опирающаяся на результаты следственной деятельности, такова: играя в «тычку», мальчик испытал приступ «падучей болезни» , коей страдал сызмальства, и заколол себя ножом. Для царя Федора Ивановича Шуйский озвучил именно этот вариант (1591). При Лжедмитрии I он признал «подлинность» нового царя, а значит, и возможность чудесного спасения мальчика (1605). Воцарившись, Василий Иванович заявил, что царевича полтора десятилетия назад все-таки убили (1606). Какая может быть достоверность у «следственного дела», если человек, персонально отвечавший за его составление, полностью отверг содержащиеся там выводы? Можно 200 лет заниматься палеографическим и текстологическим анализом этого памятника старомосковского делопроизводства, но итог в любом случае придется ставить под сомнение из-за трех взаимоисключающих свидетельств Шуйского. Всякий раз он под давлением политических обстоятельств менял «показания», и не факт, что последние его заявления по «делу царевича Дмитрия» правдивы.
В разное время политические круги, связанные с Борисом Годуновым, Лжедмитриями I и II, Василием Шуйским и первыми государями из династии Романовых, насаждали одну из трех этих версий.
В царствование Федора Ивановича и Бориса Федоровича правительство внушало народу несомненную правильность официальной версии: мальчик случайно закололся во время игры. Никакого криминала. Никакого душегубства. Никакого политического интриганства. А вот мятеж в Угличе и убийства приказных людей, совершенные с подачи Нагих, - настоящее преступление. Сторонники иного мнения, смевшие высказываться публично, подвергались ссылкам и казням.
При Лжедмитриях подданным и дипломатам соседних государей заявляли вполне официально и безо всякого сомнения: царевич спасся. Его хотели убить клевреты Бориса Годунова, но мальчика уберегли от душегубов, и ныне он честно взошел на московский престол… Потом опять хотели убить и опять уберегся… и т. д. Лжедмитриев было как минимум трое, и каждый «уберегся», причем последний уберегался три раза, как в компьютерной игре, - пока русскому народу не надоело возиться со самозванческими бирюльками.
При Василии Шуйском и первых Романовых столь же официально и несомненно принималось на уровне государственной политики: Дмитрия Ивановича убили злодеи, подосланные Борисом Годуновым, который возмечтал о царском венце. При государе Василии Ивановиче произошло обретение мощей невинноубиенного царевича и он был прославлен в лике святых Русской церковью.
Подавляющее большинство русских публицистов и летописцев конца XVI - первой половины XVII столетия разделяет третью версию. Мнение Церкви, в сущности, такое же. Большинство иностранцев, хорошо знавших русскую жизнь, не сомневались в том, что Дмитрий Иванович пал от рук убийц. Та же версия в разных вариациях признана наиболее вероятной большинством серьезных ученых, занимавшихся историей Московского государства. Наконец, русский интеллектуал пошел за мнением Николая Михайловича Карамзина, Александра Сергеевича Пушкина и Алексея Константиновича Толстого, осудивших Бориса Годунова за убийство мальчика. У первой версии, опирающейся на «следственное дело», немного сторонников - что при Федоре Ивановиче, что сейчас, но все-таки они существуют. Что же касается второй, о «чудесном спасении», то она оказалась хороша в основном для авторов авантюрной исторической прозы.
Надо признаться честно: несмотря на усилия историков-профессионалов, состояние источников не позволяет дать точный ответ на вопрос о том, был ли убит Дмитрий Иванович или же стал жертвой несчастного случая. Наиболее правдоподобна версия, согласно которой царевича убили. Именно - наиболее правдоподобна, окончательного доказательства у нее нет.
Царевич Дмитрий Иванович лишился жизни, когда ему было восемь с половиной лет (он родился 19 октября 1582 года). Мальчик находился на пороге отрочества. Он начинал, хотя бы в первом приближении, понимать обстоятельства политической жизни, связанные с ним самим и его семьей. Он мог уже проявлять интерес к ним, и некоторые источники как будто сообщают о подобном интересе. Наконец, сам государь Федор Иванович, будучи бездетным, мог заинтересоваться судьбой брата, потенциального наследника. А потом и приблизить его к себе, повести с ним разговоры, в перспективе - переместить из Углича поближе к своей особе. Прежде у монарха не было оснований заводить диалог с царевичем. О чем говорить царю с малышом? Теперь же мальчик пришел в возраст, когда беседа со взрослым братом получала смысл. И тут царевич пропал. Исчез с доски большой политики. Его миновали хвори младенчества, он спокойно пережил несколько детских лет, а встретился со смертью на пороге того возраста, который сделал бы его значимой политической фигурой. Слишком вовремя, чтобы ныне историк мог спокойно соглашаться с версией случайной смерти…
С конца 1586 года Б. Ф. Годунов во главе большой группировки родственников и сторонников доминировал в политической жизни России. Сам царь влиял на дела нечасто, притом более всего в тех сферах, которые мало интересовали Годуновых. Взросление царевича Дмитрия ставило перед всей «партией Годуновых» серьезную проблему. Федор Иванович, пожелав однажды вернуть брата ко двору, вместе с ним возвратил бы и Нагих, раздосадованных полным отстранением их от придворной жизни. Те, влияя через мальчика на царя, могли добиться высоких постов для себя и, во всяком случае, получили бы места в Боярской думе. А это грозило совершенно новыми, непросчитываемыми раскладами большой политики. Более того, ставило под сомнение всякую возможность для Годуновых сохранить влияние после кончины Федора Ивановича.
Если бы Федор Иванович умер не в 1598 году, а в начале 1591-го, до смерти своего брата, как знать, кто бы выглядел более легитимным претендентом на престол?! Вдова Федора Ивановича, царица Ирина, конечно, была связана с государем законным браком, а его брат Дмитрий произошел от брака, который не имел правильной канонической основы. Но… он являлся сыном и братом царя, порфирородным. У него в жилах текла кровь московских Рюриковичей. Это - во-первых. А во-вторых, при наличии такого кандидата на трон против Годуновых могли подняться оставшиеся семейства высшей знати: лучше делить власть с «несмысленным» отроком да слабыми Нагими, нежели с могучими Годуновыми. Иначе говоря, царевич отлично подходил на роль живого знамени для большого междоусобия. И кто знает, чья сила взяла бы верх в подобном противостоянии… В 1605 году Лжедмитрий, тень настоящего царя, пришел в Москву и уничтожил Федора Борисовича, сына законно венчанного монарха, то есть гораздо более легитимного наследника, нежели его отец Борис Годунов. Что послужило основой для победы самозванца? Прежде всего, даже у незаконного сына Ивана Грозного кровь была намного «выше», нежели у кого-либо из Годуновых. Устоялась бы новая династия, привыкли бы к ней, да хотя бы успели венчать Федора Борисовича на царство, тогда - другое дело! А невенчанный сын выскочки, вызывавшего бешеное раздражение у родовитой аристократии, ни в ком из сильных людей не порождал сочувствия.
Теперь хотелось бы прокомментировать одно обстоятельство из сферы чистой медицины. Насколько вероятно, что у мальчика, страдающего эпилепсией, во время игры в «тычку» начнется приступ и он убьет себя ударом ножа? Дабы не подменять собой медэксперта, автор этих строк решил обратиться с подобным вопросом к дипломированному врачу Дмитрию Федотову, долгое время практиковавшему (в том числе и в составе бригады «скорой помощи»), а ныне ставшему известным писателем.
По его словам, эпилептик, потеряв контроль над телом, может кольнуть себя ножом. Но вот заколоться ударом в горло - крайне сомнительно. Для этого больному человеку надо удержать в руке нож, претерпеть одновременное судорожное сокращение нескольких групп мышц, притом в момент, когда нож направлен именно в горло, а не куда-нибудь еще, и удар должен непременно прийтись на жизненно важный орган. Дмитрий Федотов резюмировал: «Очень маленькая вероятность».
А если учесть, что для игры в «тычку» нож держат за лезвие, то во время эпилептического припадка мальчик скорее изранил бы себе руку, чем горло.
Получается труднопредставимая ситуация. Скорее, кто-то, воспользовавшись приступом у несчастного царевича, мог направить его руку, нежели он сам сильным и очень неудобным движением нанес колющий удар себе в горло.
Итак, царевич самим фактом своего существования создавал колоссальную проблему для Годуновых. Его не убили в младенчестве. Всё же поднять руку на младенца, к тому же царской крови, - великий грех. Не всякий решится запятнать им душу. Да и надеялись, надо полагать, на одно простое соображение: может, приберет его Господь, как прибрал Он другого отпрыска Ивана Грозного - старшего сына от Анастасии Захарьиной-Юрьевой. Тот утонул во младенчестве, так и этот заболеет или будет сражен иной какой-нибудь напастью… В общем, сам.
Но вот не получилось.
Пришлось убирать.
Слишком уж вовремя приспела «случайная» смерть царевича Дмитрия Ивановича.
Историк Р. Г. Скрынников высказал точку зрения, хотя и экстравагантную, но всё же покорившую умы некоторых историков: «Смерть Дмитрия была выгодна не столько Годунову, сколько его противникам. Они обвинили правителя в преднамеренном убийстве младшего сына Грозного… Восстание могло обернуться для Годуновых катастрофой». Кое-кто прочитал этот тезис как обвинение неким силам антигодуновской оппозиции в убийстве царевича.
Но… кому из реальных политических деятелей в 1591 году могла принести выгоду насильственная смерть Дмитрия?
Нагим? О нет. Они лишались своего единственного сокровища, единственной надежды впоследствии приблизиться к престолу.
Шуйским? Странно же они отыграли эту партию, если глава следственной комиссии, князь Василий Иванович Шуйский, поддержал версию, выгодную Годуновым.
Романовы-Юрьевы? Но они находились в союзе с Годуновыми.
Знатнейший аристократ князь Ф. И. Мстиславский? С его стороны нет никаких действий против Годуновых. Напротив, Годуновы надеются на него как на знатнейшего человека страны, способного возглавить армию перед лицом смертельно опасного врага. Летом 1591 года к Москве придет Казы-Гирей и Мстиславского назначат главнокомандующим. Если бы он интриговал против Бориса Федоровича, ожидала бы его ссылка, если не что-нибудь похуже ссылки, а вовсе не командование вооруженными силами державы.
Таким образом, замечание Скрынникова не удается связать с какой-либо действительной политической силой.
Остается повторить сказанное выше.
Анализ источников по «делу царевича Дмитрия», проводившийся несколькими поколениями российских историков, исследование каждой строчки, каждого нюанса в показаниях очевидцев, каждого свидетельства современников, показывает следующее: наиболее правдоподобна гипотеза, согласно которой Дмитрий Иванович подвергся умышленному убийству и нити от этого убийства тянутся в лагерь Годуновых.
Не сходится лишь одно: такая неосязаемая, почти невидимая вещь, как политический почерк, манера «вести дела». Борис Федорович Годунов - тонкий знаток интриги. Он не был сторонником массовых публичных казней в стиле Ивана Грозного. Он вообще не любил расправляться с врагами прилюдно, у всех на виду. В его стиле было убрать врага с глаз долой, аккуратно подвести его под опалу, отправить его в ссылку, а уж там тихо прикончить руками пристава или иного верного человека. Так он поступил с Мстиславским-старшим, с Шуйскими, с митрополитом Дионисием, притом последнего не стал уничтожать, довольствуясь лишением сана. В Риге жила с дочерью вдова ливонского короля Магнуса Мария - дочь удельного князя Владимира Андреевича Старицкого и правнучка великого князя Московского Ивана III Великого. В случае смерти Федора Ивановича она оказалась бы претендентом первой величины - на уровне того же царевича Дмитрия, ибо появилась на свет от законного брака. В 1585 году, исполняя поручение Б. Ф. Годунова, Джером Горсей выманил Марию Ливонскую из Риги посулами богатой жизни - там ее содержали без особой роскоши. Но и в России королеву ожидала не лучшая судьба. Ее постригли вместе с дочерью в монахини. А инокине уже не взойти на престол ни при каких обстоятельствах… Она жила безбедно (хотя и желала большего), среди прочих инокинь подмосковного Подсосенского монастыря - близ Троице-Сергиевой обители. Дочь ее недолго оставалась в живых после приезда в Россию; она умерла, возможно, насильственной смертью. Держатель Тверского княжения и бывший правитель всей России в течение года, крещеный чингизид Семион Бекбулатович также мог рассматриваться русской знатью как отличный кандидат на роль царя-марионетки; его лишили обширных владений на Тверской земле и отправили в село Кушалино. Таким образом, он скатился к статусу хотя и очень знатного, но совершенно безвластного человека. Столь же виртуозно и негромко Борис Федорович будет убирать со своей дороги неприятелей, когда станет государем Московским. Без какого-либо социального взрыва исчезли из московской жизни Романовы-Юрьевы, князья Черкасский, Сицкий… Притом чаще всего, не имея прямой необходимости убивать, Борис Федорович оставлял противнику жизнь, лишь отобрав у него средства для продолжения борьбы.
Напоминает ли инцидент в Угличе хоть сколько-нибудь эту расчетливую, «шахматную» рациональность? Убийство среди бела дня, при свидетелях, мятежное буйство, скандал… Притом не все Годуновы готовы были поддержать тогда «семейное дело», а представители некоторых родов - Клементьевы-Чепчуговы, Загряжские - прямо отказались мараться душегубством, когда их пытались использовать для злого дела в Угличе . Убийцы не успели еще приступить к своей работе, а заговор уже получил огласку. «Хорошо сделана» только работа следственной комиссии. Врагу Годуновых князю В. И. Шуйскому дали поработать на благо Годуновых и его именем скрепили версию, подтверждающую непричастность Бориса Федоровича к убийству. Жутковато, аморально, но с точки зрения «большой игры» - красиво. Всё остальное в большей степени напоминает «уголовную разборку», пользуясь терминологией нашего времени, чем заранее спланированное политическое убийство, результаты которого просчитаны на несколько шагов вперед. А потом является следственная комиссия, собранная усилиями Бориса Федоровича, и в какой-то степени выправляет «корявины» дела…
Это наводит на мысль о том, что инициатором убийства был не Борис Федорович лично, а кто-то из его родственников или приближенных, ретивый не по уму . Притом человек, которого сам Б. Ф. Годунов непременно простил бы за самоуправство, за жестокий план, реализованный у него за спиной. Например его дядя, Дмитрий Иванович Годунов. Он, во-первых, обеспечил восхождение Бориса Федоровича, помог ему оказаться у кормила власти. Во-вторых, сам играл весьма значительную роль в правящем кругу. Наконец, в-третьих, все-таки дядя - родная кровь… Он мог начать действовать по собственному плану, не ожидая угрозы со стороны племянника. Дядя сделал дело - страшно, безнравственно, глупо. Племянник, хотя и жестокий интриган, а всё же умный, государственный человек, исправил дядины «труды», насколько мог. Он понимал дядю - или кто еще мог быть организатором убийства - и сам бы, вероятно, предпринял какие-то действия в том же направлении, только аккуратнее, тише… А может быть, не предпринял бы, убоявшись Бога. Остается гадать. Но, так или иначе, бродя по кровавым следам, оставленным родней в Угличе, Борис Федорович замарался так, что репутация злодея прикрепилась к нему бесповоротно.
Быть причастным к умерщвлению маленького мальчика, какой бы политикой ни оправдывалось это действие, - большой, страшный, губительный грех. Даже если великий государственный муж, каким являлся Борис Годунов, не отдавал приказа убить царевича, одни его усилия укрыть истину, казнить правдолюбцев, защитить преступную родню - уже глубоко греховны. А если все-таки именно он затеял уничтожить Дмитрия, что ж, величайшие заслуги Бориса Федоровича перед российской государственностью и русским народом не перевешивают подобного преступления.
Возможно, угличская трагедия свыше дарована России, чтобы поколение за поколением, вникая в ее смысл, избавлялись от шелухи политических соображений и задумывались о страшном грехе убийства… Возможно, Господь послал нашему народу притчу о том, к чему ведет нарушение заповеди «Не убий!». Один мальчик, погибший при загадочных обстоятельствах, - и великая Смута, вытекшая из этого малого источника, чтобы погубить миллионы христиан… А злополучный Борис Федорович стал Божьим инструментом воспитания. Иваном Грозным отучали православный народ России от своевольства и гордыни, а Борисом Годуновым - от жажды власти и склонности к душегубству. Они, быть может, сыграли роль резцов в деснице Господней, роль устроителей нашей земли в отрицательном смысле: так поступать нельзя! Благодатен опыт отказа от пороков, а не следования им. Вся история царевича Дмитрия и рода Годуновых была, вероятно, одним словом Бога, произнесенным специально для нашей страны.
Что же царь Федор Иванович? Убит его младший брат. Страна полнится слухами о причастности Годуновых к его смерти. Люди, служащие в составе государева двора, говорят о том же самом. Некоторых подбивали участвовать в душегубстве…
А государь не лишает близости к престолу человека, которого столь многие считают главным виновником угличской трагедии. В источниках, близких по времени к «делу царевича Дмитрия», нет свидетельств о какой-либо немилости, выраженной Федором Ивановичем по отношению к Борису Годунову. Ни казни, ни опалы, ни злого слова. Смиренная тишина. В чем причина? Ужели столь слаб царь, столь безволен или даже столь глуп, чтобы спустить Годуновым такое преступление или просто не увидеть их виновности?
Ответ на эти вопросы не так прост, как может показаться. Нет ничего простого, ничего очевидного в отношении царя к Годуновым после смерти царевича.
Прежде всего, Федор Иванович переживает страшное время. Печаль сокрушает его. Он бездетен. Родители его давно в гробу. Один брат ушел из жизни давным-давно, другой же недавно лег в могилу… Теперь - никого родного в целом свете, кроме супруги Ирины. И вот приходят разные люди, укоряя единственного близкого человека в страшных грехах.
Верить не хочется…
И никаких душевных сил самому заняться расследованием.
Осенью 1580 года, в разгар Ливонской войны, грозный царь Иван Васильевич шумно отпраздновал в Александровской слободе свою восьмую свадьбу. На этот раз его супругой стала Мария, дочь боярина Федора Федоровича Нагого. В храме, где происходило венчание, не было ни митрополита, ни епископов. Литургию служил поп Никита, государев любимец из опричников, поставленный в священники Спасо-Преображенского собора по желанию Ивана Васильевича; он же и повенчал молодых.
Молчаливое попустительство церкви столь вопиющему нарушению ее уставов уже давно стало обычным делом. Когда после внезапной смерти третьей жены Марфы Васильевны Собакиной царь решил учинить дотоле неслыханное на Руси беззаконие, взяв себе четвертую супругу, Анну Алексеевну Колтовскую, он еще озаботился тем, чтобы получить святительское благословение этого брака. На церковном соборе Иван Васильевич жаловался духовенству, что злые люди чародейством извели его первую супругу Анастасию, отравили вторую, черкасскую княжну Марию Темрюковну, погубили третью; что в отчаянии, в горести он хотел посвятить себя житию иноческому, но видя жалкую младость сыновей и государство в бедствиях, дерзнул на четвертый брак, так как жить в мире без жены соблазнительно, и ныне, припадая с умилением, просит святителей о разрешении и благословении. Собор, возглавляемый новгородским архиепископом Леонидом, пошел на откровенную сделку с царем. Ради теплого, умильного покаяния государева решили утвердить брак, наложив на царя епитимью, а чтобы беззаконие царя не было соблазном для народа, пригрозили анафемой всякому, кто подобно государю дерзнет взять четвертую жену. Через год Иван Васильевич сослал надоевшую супругу в монастырь; главного своего пособника в этой женитьбе, архиепископа Леонида, вскоре приказал зашить в медвежью шкуру и затравить собаками, после чего, уже не советуясь с духовенством, разрешил сам себе еще несколько супружеств. Пятая жена Мария Долгорукова не сохранила для царя девственность и была утоплена; шестая и седьмая - Анна Васильчикова и Василиса Мелентьева - исчезли неизвестно куда.
Все на этой свадьбе было так же, как бывало и на предыдущих свадьбах царя, - визжали дудки, гнусаво блеяли рожки, тупо позвякивали бубенцы на бубнах, гости объедались диковинными блюдами - жареными лебедями, сахарными кремлями, мясом во всех видах, выпеченными из теста оленями, утками, единорогами, опивались дорогими винами, развязно шутили, орали пьяные песни. Необычно было лишь распределение свадебных чинов. За один стол с Иваном Васильевичем и Марией Федоровной уселись: посаженный отец царя его младший сын Федор, царский дружка князь Василий Иванович Шуйский, посаженная мать невесты Ирина Федоровна, жена царевича Федора, и царицын дружка - окольничий боярин и кравчий Борис Федорович Годунов, брат Ирины.
В тот день никто из присутствовавших на свадьбе не мог и предположить, что рядом с царской четой сидели те, кому в будущем суждено было, вопреки их происхождению и положению, наследовать московский престол. Судьба уже незаметно связала их судьбы, и с этого неприметного узелка начался отсчет Смутного времени.
Свадьба лишь ненадолго отвлекла царя от черных дум. Иван Васильевич пребывал в оцепенении, вызванном военными успехами поляков и шведов. Ливонская война близилась к своему бесславному концу. Шведский генерал Делагарди взял Нарву, вырезав в ней несколько тысяч жителей, овладел Корелою, берегами Ижоры, городами Ямом и Копорьем. Войска Стефана Батория брали в Ливонии и в самой Росии город за городом; Радзивилл, сын виленского воеводы, совершил набег на берега Волги и дошел до Ржева. Успехи воеводы Ивана Петровича Шуйского, отстоявшего Псков и тревожившего войско Батория смелыми вылазками, не могли вернуть грозному царю былого мужества и веры в непобедимость своего оружия. «Ты довольно почувствовал нашу силу; даст Бог, почувствуешь еще!» - гордо писал ему Баторий и насмехался: «Курица защищает от орла и ястреба своих птенцов, а ты, орел двуглавый, от нас прячешься... Жалеешь ли крови христианской? Назначь время и место; явись на коне и сразись со мной один на один, да правого увенчает Бог победой!» Ему вторил Курбский: «Вот ты потерял Полоцк с епископом, клиром, войском, народом, а сам, собравшись с военными силами, прячешься за лес, хороняка ты и бегун! Еще никто не гонится за тобой, а ты уже трепещещь и исчезаешь. Видно совесть твоя вопиет внутри тебя, обличая за гнусные дела и бессчисленные кровопролития!» Так оно и было. Иван Васильевич страшился измены и боялся посылать войско навстречу врагам; был уверен, что воеводы схватят его самого и выдадут Баторию.
Вскоре после свадьбы в Александровской слободе возобновились оргии, со скоморохами, девками и казнями. Иван Васильевич тяжело наливался вином, стараясь заглушить в себе страх и стыд за свое унижение. Он совсем охладел к своей новой супруге. Красота Марии не могла надолго прельстить пресытившегося царя, похвалявшегося тем, что он за свою жизнь растлил тысячу дев. Сохранилось известие, что он женился на ней лишь для того, чтобы успокоить царевича Ивана и ближних бояр, раздраженных его намерением добиваться руки английской королевы Елизаветы. Старея, Иван Васильевич начинал побаиваться старшего сына и порой ненавидел его, может быть, потому, что видел в нем себя. Участник - поначалу невольный - всех отцовских оргий и казней, царевич Иван платил царю тем же, все чаще заглушая страх перед родителем своеволием и дерзостью.
В ноябре 1581 года противостояние отца и сына разрешилось смертью царевича, умершего при неясных обстоятельствах. Неподвижно сидел царь у тела сына те трое суток, пока шли приготовления к погребению... Родные, духовные, окольничие, подходившие к нему с увещеваниями и утешениями, не могли добиться от него ни слова. В Архангельском соборе, куда из Александровской слободы на руках принесли гроб с телом царевича, царь, в одной черной ризе, приникнув к гробу, прорыдал всю службу и отпевание, и потом, после погребения, с тоскливым звериным воем долго бился о землю...
Возвратившись в Александровскую слободу, Иван Васильевич на некоторое время уединился ото всех. Но вот однажды он появился в боярской думе - истаявший, желтый, щуривший воспаленные глаза. В мертвой тишине торжественно объявил, что слагает с себя Мономахов венец и постригается в монахи, чтобы кончить дни в покаянии и молитве, в надежде на одно милосердие Господне; бояре же должны выбрать промеж себя достойного государя, которому он немедленно вручит державу и сдаст царство.
Нашлись такие, которые были готовы поверить в искренность царя. Однако большинство бояр, благоразумно опасаясь, что в случае их согласия у царя вдруг может исчезнуть влечение к схиме, принялись умолять его не идти в монастырь, по крайней мере до окончания войны. Иван Васильевич с видимым неудовольствием согласился продлить попечение о государстве и людишках, ему Богом врученных. Но в знак своей скорби он отослал в кремлевскую сокровищницу корону, скипетр и пышные царские облачения. Двор вместе с царем оделся в траур и отрастил волосы в знак покаяния. Иван Васильевич ежедневно служил панихиды. Каялся. Слал богатые дары на Восток, патриархам - в Константинополь, Антиохию, Александрию, Иерусалим, - чтобы молились об упокоении души его сына. Усиленно припоминал всех казненных и замученных им людей, вписывал их имена в синодики. О тех, кого не мог вспомнить, писал просто: «Они же тебе, Господи, ведомы!»
Вероятно, под влиянием покаянного настроения он примирился и с Марией. В феврале 1582 года, на втором году своего брака, она почувствовала себя беременной.
С.М.Прокудин-Горский. Покров, шитый Марией Нагой. Фото 1910 года.
Но вскоре Мария окончательно опостылела ему. Иван Васильевич возобновил проекты брачного союза с английским королевским домом. В августе 1582 года он послал в Лондон дворянина Федора Писемского обговорить условия его брака с Мэри Гастингс, племянницей королевы Елизаветы. О Марии Писемскому велено было сказать, что хотя у царя и есть жена, но она не какая-нибудь царица, а простая подданная, не угодна ему и ради королевиной племянницы можно ее и прогнать.
Осенью двор переехал в Москву. Здесь 19 октября, в день памяти святого мученика Уара, Мария родила мальчика, нареченного при крещении Дмитрием. (Возможно, имя для сына было выбрано ею в честь одного из своих предков. Нагие происходили из Дании. Их родоначальник Ольгерд Прега, в крещении Дмитрий, в 1294 году выехал из Дании к великому князю Михаилу Ярославовичу Тверскому, и был у него в боярах.) Восприемником царевича был выбран князь Иван Федорович Мстиславский, потомок древних князей литовских, породнившихся с царствующим домом.
Зимой 1584 года стало ясно, что девятый брак царя не состоится. Писемский писал из Лондона, что племянница королевы больна оспой и притом не хочет переменять веры. У Марии, ежеминутно ожидавшей разлуки с сыном и пострижения в монастырь, отлегло от сердца. Но ее будущее по-прежнему представлялось неясным.
В январе Иван Васильевич заболел: у него распухли половые органы, внутренности гнили, тело царя издавало отвратительный смрад. Два месяца страшной болезни, которую врачи затруднялись определить, хотя усматривали ее причину в прежней развратной жизни и необузданных страстях царя, превратили его в дряхлого старика. Однако никогда еще он так сильно не хотел жить. Отчаявшись в искусстве иноземных врачей, он раздавал щедрые милостыни монастырям, искал спасения в ведовстве знахарей и знахарок, которых по его приказу привозили в Москву с далекого севера...
Возле умирающего царя сцепились Годунов и Бельский. По их наущению Иван Васильевич каждый день составлял и менял завещания. Бельский настраивал его вручить управление государством в руки австрийского эрцгерцога Эрнеста, которого царь некогда хотел сделать польским королем. Кравчий оказался ловчее: добился передачи престола Федору и назначения при нем опекунского совета, куда вошел он сам, Бельский, боярин Никита Романович Захарьин и князья Иван Федорович Мстиславский и Иван Петрович Шуйский. Дмитрию с матерью царь назначил в удел Углич; воспитание царевича вверил Бельскому.
Это последнее завещание было подписано 15 марта. До кончины царя оставалось всего трое суток. За это время Бельский, позабыв про австрийского эрцгерцога, подбил Нагих - отца, братьев и дядей царицы - совместно добиваться престола для Дмитрия. То, что полуторогодовалый царевич по канонам церкви считался незаконнорожденным, не смущало их - все-таки он был природный государь, плоть от плоти грозного царя. Неизвестно, одобряла ли Мария планы заговорщиков; скорее всего ее и не спрашивали о согласии. Не исключено, что Бельский имел более далекие виды на будущее. Возможно, что, используя имя Дмитрия, он надеялся снять Мономахов венец с головы Федора, чтобы потом возложить его на себя, женившись на Марии.
18 марта Иван Васильевич почувствовал себя лучше. Повеселел, возобновил занятия государственными делами. Около трех часов пошел в баню, с удовольствием мылся, тешился любимыми песнями. Освеженный, накинул на себя широкий халат и велел подать шахматы. Принесли доску и два ларца с фигурами. Иван Васильевич опустил руку в свой ларец, вынул первую попавшуюся фигуру. Но клеток на доске вдруг стало слишком много, они плыли, мигали, меняли цвета... Невыносимая боль в груди и мгновенный приступ удушья погрузили все в темноту..
Еще по дворцу сломя голову бегали слуги, посланные кто за водкой, кто за розовой водой, еще врачи растирали бездыханное тело царя своими снадобьями, еще митрополит Дионисий наскоро совершал над ним обряд пострижения, - а Бельский уже приказал верным ему стрельцам закрыть ворота Кремля и принялся убеждать опекунов передать скипетр и державу Дмитрию.
Выезд семьи Ивана Грозного.
Миниатюра из Лицевого свода XVI в
.
Тем временем ударили в колокол за исход души. Москвичи бросились в Кремль. Найдя ворота закрытыми, заволновались. Послышались крики, что Бельский извел великого государя и теперь хочет умертвить царевича Федора. Там и тут над головами людей уже колыхались бердыши, мушкеты, дреколье. Всем миром вытребовали из Кремля народного любимца Никиту Романовича и под охраной отвели его домой. Потом откуда-то появились пушки. Их поставили напротив Фроловских (Спасских) ворот и стали стрелять.
Бельский пошел на мировую. Спустя некоторое время стрельцы со стен крикнули, чтобы прекратили огонь. Ворота открылись, Годунов, Мстиславский, Шуйский и дьяки Щелкаловы вышли к народу. Они заверили горожан, что царевич и бояре целы, а Бельский повинился в измене и будет сослан воеводой в Нижний Новгород. Волнение мало-помалу улеглось.
Той же ночью Марию с сыном, ее отца, братьев и дядей выслали в Углич. Для приличия дали прислугу, стольников, стряпчих, детей боярских и почетный конвой - двести стрельцов. Всадники, подводы, телеги, кареты тронулись в темноту. Щелкали кнуты, ржали лошади; факелы бросали багряный отсвет на рыхлый снег, разваливавшийся под полозьями. Передают, будто Федор подошел к карете, в которой сидела Мария с Дмитрием.
Езжай, братец мой с Богом, - прошептал он, склонившись над младенцем. - Вот вырастешь, тогда поступлюсь тебе отцовским престолом, а сам в тихости пребуду...
Угличский царевич
Углич стоит на Волге, на обоих берегах. В XVI веке места здесь были пустынные, дикие. Вокруг - непролазные дебри, топи, заводи в ольхе и тростниках, столетние сосны и ели, валуны, вросшие в мох. Тонким голосом поет невидимый гнус, лоси и вепри с трудом продираются сквозь колтуны еловых ветвей. Для разбоя лучшего места не найти. Для спасения души тоже. Раньше, пока казанцев не усмирили, от татар житья не было. Казаки, поднимавшиеся по Волге на лодках, также своего не упускали, даром, что православные. После присоединения Казани на реке стало спокойно, миряне богатели торговлей, за городом множились тихие обители.
Сами угличане были не прочь потягаться древностью с Ростовом Великим: собственная угличская летопись сохранила предание о жившем здесь некоем Яне, приходившемся княгине Ольге не то братом, не то более дальней родней. По его имени и город долгое время носил название Яново поле, а потом стал называться Угличе поле - якобы от угла, который образует здесь Волга, круто поворачивая с севера на запад.
Углич - город самостоятельный. Все здесь свое - своя летопись, свой святой, свои князья. Последний удельный город в Московском государстве. Угличане привыкли, что ими владеют великие князья, братья московских государей. За своего господина стояли крепко, не щадя живота. Еще не так давно покушались вызволить из неволи Ивана и Дмитрия Андреевичей, племянников Ивана III Васильевича, которых он заточил в монастыре. Тогда государь в гневе рассеял многих угличан по другим городам. С тех пор Углич жил мирно. Последним угличским князем был Юрий Васильевич, брат грозного царя, поэтому опричный разгром и опалы город счастливо миновали.
Нового князя угличане приняли с радостью. Уже издали Мария увидела вышедшую из города навстречу поезду нарядную толпу горожан, духовенство, кресты, хоругви. Священнослужители говорили приветственные речи. Народ ликовал и падал ниц перед царской каретой.
В Преображенском соборе она долго молилась у гроба с мощами святого князя Романа Угличского. Потом поехала во дворец. Бродила по холодным, пустым каменным палатам, подыскивая, в какой комнате остановиться. Наконец выбрала самые дальние покои и уединилась в них с Дмитрием.
С.М.Прокудин-Горский. Дворец в Угличе
Как забыть кремлевские палаты, почет, власть, свою причастность к государственным делам и к тем, кто заправляет ими? Может быть, Нагие и смирились бы с жизнью в Угличе, если бы им ежедневно не напоминали самым унизительным образом о том, что они находятся в ссылке. Правда, с самим Федором высланные остались в прекрасных отношениях: Нагие посылали ему по праздникам пироги, царь одаривал их мехами. Но дворцовым хозяйством и всеми доходами полновластно распоряжался дьяк Михаил Битяговский, приставленный опекунами для присмотра за мятежной семьей. Он не позволял Нагим израсходовать ни одной лишней копейки сверх определенного им содержания. Братья Марии Михаил и Григорий бесились, устраивали страшные перебранки со сварливым дьяком, но лишь понапрасну портили себе кровь.
Конечно, воспоминания о Москве, сожаления об утраченном престоле, злословие о Годунове составляли главную часть бесед во дворце. Дмитрий чутко прислушивался к этим разговорам, впитывая настроения взрослых. В Москве рассказывали, что играя однажды на льду с другими детьми, он велел вылепить из снега дюжину фигур и, дав им имена знатнейших бояр, принялся рубить их своей сабелькой; снеговику, изображавшему Бориса Годунова, он будто бы отсек голову, приговаривая: «Так вам будет, когда я буду царствовать!»
Уверяли также, что царевич любит муки и кровь и охотно смотрит, как режут быков и баранов, а иногда и сам пробирается на кухню, чтобы собственными руками свернуть головы цыплятам. Настоящий сын Грозного! Впрочем многие называли эти россказни клеветой, распускаемой самим Борисом, и, напротив, утверждали, что юный царевич обладает умом и душой истинного христианского государя, благочестивого и справедливого.
По единодушному свидетельству иностранных и русских писателей, кто-то два или три раза пытался отравить Дмитрия. Невозможно сказать, почему эти попытки не удались. Летописцы знают одно объяснение: «Бог не допустил». Возможно, поводом этих слухов послужили приступы рвоты у царевича - из-за недоброкачественной пищи или по какой-нибудь другой причине. Несомненно одно: царица Мария пребывала в постоянном страхе за жизнь сына. Да и могла ли она оставаться беспечной, если к 1590 году в монастырях скончались Мстиславский и Шуйский, при подозрительных обстоятельствах умерла Евдокия, дочь Марии Владимировны, а сама бывшая ливонская королева была пострижена в монахини? Молва приписывала эти смерти властолюбию Бориса, и в угличском дворце безусловно разделяли это мнение. Сам ход событий делал если пока и не самого Дмитрия, то его имя тем знаменем, вокруг которого могли сплотиться все тайные (явных уже не осталось) противники Годунова. Расстановка сил всем казалась очевидной. И не только Нагие, но и многие другие люди на Руси спрашивали себя: решится ли Борис на последний, страшный шаг?
В России сбываются только худшие ожидания. 17 мая 1591 года по Москве молнией распространилась весть: царевича Дмитрия не стало! Передавали разное: младенец оказался жертвой не то несчастного случая, не то злодеев-дьяков, которых угличане растерзали на месте преступления; имя царского шурина не сходило с языков.
Годунов почувствовал, как земля уходит из-под его ног. Неблагоприятные слухи нужно было развеять во что бы то ни стало и как можно скорее.
На следующий день в Углич выехала следственная комиссия. Годунов постарался, насколько мог, придать ей, хотя бы внешне, вид полного беспристрастия. Из четырех ее членов, трое, казалось бы, не имели оснований угождать Борису: князь Василий Иванович Шуйский принадлежал к опальной фамилии; дьяк Елизар Вылузгин исполнял свои прямые обязанности; митрополит крутицкий Геласий представлял своей особой нравственный авторитет церкви. Только один следователь, окольничий Андрей Клешнин, был напрямую связан с Борисом - его жена, княжна Волхонская, была неразлучной подругой царицы Ирины, а сам Клешнин пользовался исключительным доверием Федора и был всей душой предан Годунову.
Можно лишь догадываться, получили ли следователи какие-либо инструкции от Годунова. Во всяком случае их действия показывают, что они отлично представляли, в каком направлении должно двигаться следствие в столь щекотливом для Бориса деле.
Вечером 19 мая следственная комиссия прибыла в Углич и сразу приступила к допросам. Следствие продолжалось почти две недели. Похоронив тело царевича в угличской Спасской церкви, следователи 2 июня возвратились в Москву. Дьяк Василий Щелкалов зачитал материалы дела перед государем и собором во главе с патриархом Иовом. Из показаний опрошенных складывалась довольно ясная картина происшедшего.
Царевич Дмитрий страдал падучей (эпилепсией). Припадки болезни происходили бурно: во время одного из них он покусал руки дочери Андрея Александровича Нагого, дяди царицы Марии, а в другой раз изранил свайкой - длинным, толщиной в палец гвоздем, которым царевич любил играть в тычку, - саму царицу. Чтобы исцелить ребенка, его водили к кирилловским старцам причащаться богородичным хлебом; обращались и к знахарям, но они вместо лечения навели порчу на царевича. За три дня до несчастья у Дмитрия снова был припадок. В субботу 15 мая ему стало лучше, и царица повела его к обедне, а по возвращении во дворец разрешила ему поиграть на заднем дворе, поручив его попечению мамки Василисы Волоховой, кормилицы Арины Ждановой (по мужу Тучковой) и постельницы Марии Колобовой (по мужу Самойловой). К царевичу присоединились еще четверо «жильцов» - дворовых ребят-сверстников: Петрушка Колобов, Баженка Тучков, Ивашка Красенский и Гришка Козловский. Играли опять в тычку, попадая ножиком в железное кольцо, положенное на землю. Вдруг с царевичем случился новый припадок и, падая, он глубоко ранил себя ножем в шею.
«... На царевича пришла опять черная болезнь и бросило его об землю, и тут поколол царевич сам себя в горло и било его долго, да тут его не стало» (показания Василисы Волоховой).
«... набрушился сам на нож в падучей и был еще жив» (показания Григория Федоровича Нагого).
Арина Тучкова подхватила Дмитрия на руки. На крик из дворца выбежала царица. В гневе она принялась колотить поленом мамку, не уберегшую царевича, приговаривая, что сын ее Осип Волохов вместе с сыном Битяговского Данилой и его племянником Никитой Качаловым зарезали Дмитрия; а Волохова стала бить ей челом, чтобы велела царица дать сыск праведный, потому что сын ее Осип и на дворе не бывал.
Максимка Кузнецов, случайно бывший в это время на звоннице Спаской церкви, находившейся рядом со дворцом, заметил неладное и ударил в набат. Пономарь Соборной церкви вдовый поп Федот Афанасьев по прозвищу Огурец, услышав звон, побежал со двора в город; навстречу ему попался дворцовый стряпчий Кормового двора Суббота Протопопов, который, сославшись на приказ царицы, велел звонить в колокол, «да ударил его в шею».
В городе решили, что во дворце начался пожар. Народ повалил на дворцовый двор. Первыми прибежали братья царицы, Михаил и Григорий. Мария, устав избивать Волохову, но еще не утолив своего гнева, передала полено Григорию, который продолжил охаживать нерадивую мамку по бокам. Затем явился дядя царицы Андрей Александрович Нагой. Когда на дворе начала скапливаться толпа, он взял тело царевича, отнес его в церковь Спаса и был при нем «безотступно», «чтобы кто царевичева тела не украл». В это время Мария и Михаил стали возбуждать сбежавшийся народ, крича, что царевича зарезали Битяговские, отец и сын, Осип Волохов, Никита Качалов и дьяк Данила Третьяков. Другой дядя царицы Григорий Александрович Нагой, прибывший во дворец одним из последних, услышал уже, что «царевич, сказывают, зарезан, а того не видал, кто зарезал».
Дьяк Михаил Битяговский в это время обедал у себя дома вместе с попом Богданом, духовным отцом Григория Федоровича Нагого. Когда зазвонили в колокола, дьяк послал людей проведать, не пожар ли. Они вернулись, сказав, что сытник Кирилл Моховиков, назвавшись очевидцем несчастного случая, «подал весть», что царевич зарезался.
Битяговский бросился во дворец. Ворота были закрыты, но Кирилл Моховиков отпер их ему, подтвердив, что царевича не стало. По двору метались посадские люди с рогатинами, топорами, саблями. Битяговский побежал в покои царицы - «чаял того, что царевич наверху», но, не найдя никого, спустился вниз. Здесь его заметили дворовые и посадские люди и окружили. Он спросил их: для чего они с топорами и рогатинами? Вместо ответа они стали гоняться за ним и Данилой Третьяковым, который тоже оказался во дворе. Беглецы думали спастись, запершись в Брусяной избе, но толпа «высекла двери», выволокла дьяков из избы и убила обоих. Убили также человека, который выказал сочувствие к Волоховой.
Авдотья Битяговская показала, что велели убить ее мужа братья царицы, Михаил и Григорий, раздраженные постоянными ссорами с ним: Битяговский бранился с Михаилом Нагим за то, что тот «добывает беспрестанно ведунов и ведуний к царевичу Дмитрию» и что он с братом приютили ведуна Андрюшку Мочалова, который гадает им, сколь долговечны государь и государыня.
После убийства Михаила Битяговского с Данилой Третьяковым разделались с Данилой Битяговским и Никитой Качаловым, которые укрылись в Дьячной избе: они тоже были «выволочены» и «побиты до смерти». Затем начали грабить дворы убитых.
«... А на Михайлов двор Битяговского пошли все люди миром, и Михайлов двор разграбили, и питье из погреба в бочках выпив, и бочки кололи» (показания Данилко Григорьева, дворцового конюха).
Вдову Битяговского сильно избили, а подворье разграбили «без остатку». В Дьячной избе разломали «коробейки» и украли 20 рублей государственных денег. При этом убили еще трех людей Михаила Битяговского и двух - Никиты Качалова; а посадского Савву плотника с шестью товарищами Михаил Нагой приказал лишить жизни за то, что они толковали, будто дьяки убиты «за посмех» (то есть напрасно). Подьячие Третьятко Десятый, Васюк Михайлов, Терешка Ларивонов, писчики Марко Бабкин и Ивашка Ежов, упрекнувшие посадских людей, что зря убили дьяков, услыхали в ответ: «Вам-де от нас то же будет!» - испугались и убежали за город в лес, дожидаться приезда государевых людей. Туда же потянулись многие горожане, опасавшиеся за свои жизни.
Осипа Волохова убили одним из последних. Приехвший по набату в город игумен Алексеевского монастыря Савватий еще застал его в живых около шести часов вечера. Толпа привела Осипа в церковь Спаса, куда зашел Савватий, чтобы повидаться с царицей. Мария стояла у гроба сына; Осип скрывался за одним из столпов храма. Мария указала на него Савватию, как на соучастника убийства царевича. Когда игумен вышел, толпа набросилась на Осипа; его дворовый человек Васька кинулся на тело господина, прикрывая его собой, - так убили и его.
Последней жертвой рассвирепевшей толпы была «женочка юродивая», жившая на дворе у Михаила Битяговского и часто хаживавшая во дворец «для потехи царевичу». Царица приказала ее убить два дня спустя за то, что «та женка царевича портила».
Три дня Углич находился в руках Нагих. Вокруг города на телегах ездили их дворовые люди, по дорогам, ведущим в Москву, были разосланы верховые, чтобы никто не мог подать весть государю об их злодеяниях. Перед приездом следователей Нагие решили скрыть следы своей измены и направить следствие по ложному пути. Городовой приказчик Русин Раков добровольно признался, что был вовлечен в этот заговор Михаилом Нагим, который вечером 18 мая шесть раз вызывал его к себе и, имея за спиной толпу дворни, заставлял его целовать крест: «буде ты наш» - и просил «стоять с нами заодно». Раков волей-неволей согласился. Михаил приказал ему «собрать ножи» и «положить на тех побитых людей», - как доказательство их злых намерений. Раков взял в торговом ряду и у посадских несколько ножей, со двора Битяговского - железную палицу, да свою саблю дал ему Григорий Нагой. Оружие вымазали в куриной крови и положили у трупов Михаила Битяговского, его сына, Никиты Качалова, Осипа Волохова и Данилы Третьякова. Рядом с одним убитым человеком Битяговского положили даже самопал. Несмотря на это разоблачение, Михаил Нагой упорно настаивал, что царевич убит Битяговским с товарищами, а сам он ни в чем не повинен.
Таким образом измена Нагих была очевидна. Убийства государевых людей произошли по их приказу, при помощи их дворни, которая верховодила посадскими. Митрополит Геласий добавил к прочитанному, что царица Марья перед отъездом комиссии в Москву призвала его к себе и говорила с «великим прошением», что дело учинилось грешное, виноватое, и молила, чтобы государь ее братьям в их вине милость показал.
Собор единодушно вынес решение: перед государем царем Федором Михаила и Григория Нагих и угличских посадских людей измена явная, а смерть царевича приключилась Божиим судом; впрочем, дело это земское, в царской руке и казнь, и опала, и милость, собору же должно молить Господа Бога, Пречистую Богородицу, великих русских чудотворцев и всех святых о царе и царице, об их государственном многолетнем здравии и тишине от междоусобной брани.
С.М.Прокудин-Горский. Угличский колокол
Царь приказал боярам разбрать дело и казнить виновных. Годунова в эти дни не было видно ни на соборе, ни в думе - хотел исключить всякое подозрение о каком бы то ни было давлении на их решения с его стороны. Нагих привезли в Москву, пытали крепко и потом сослали в отдаленные города. Царицу Марию насильно постригли в монахини под именем Марфы и отправили в монастырь св. Николая на Выксе, близ Череповца. 200 угличан казнили; другим отрезали языки, многих заточили в темницы, а 60 семейств выслали в Сибирь и населили ими город Пелым. Не пощадили и угличский набатный колокол: по царскому приказу лишили его крестного знамения, отсекли ухо, вырвали язык, били плетьми и вывезли в Тобольск. (Тобольский воевода князь Лобанов-Ростовский приказал сдать колокол без уха в приказную избу, где он и был записан, как «первоссыльный неодушевленный с Углича».) Тела Битяговского и других убитых, брошенные в общую яму, вырыли, отпели и предали земле с честью. Вдовам и мамке Волоховой пожаловали поместья.
На этом заканчивается история Дмитрия, князя Угличского.
Убийство наследника Ивана Грозного царевича Дмитрия окутано множеством слухов, догадок и легенд.
Запутанная история стала причиной появления большого количество самозванцев, выдававших себя за погибшего наследника.
Самыми известными из них были и Лжедмитрий II. До сих пор есть сторонники точки зрения, что первый самозванец был действительно чудесным образом спасенным сыном царя.
Царевич Дмитрий родился в октябре 1582 г. Он был сыном Ивана Грозного от его последней жены Марии Нагой. Когда наследнику было всего лишь полтора года, его отец умер. Большинство бояр решило возвести на престол слабоумного брата Дмитрия - Федора. Марию Нагую вместе с младенцем отправили в Углич.
Летописцы сообщают, что молодой Дмитрий по характеру сильно напоминал Ивана Грозного. С ранних лет в нем была заметна склонность к жестокости. Дмитрий так же, как и его отец в детстве, ненавидел наиболее влиятельных бояр. Именно они лишили его престола, отдав предпочтение глупому Федору.
Однажды мальчик приказал сделать фигуры из снега. Каждой он дал имя влиятельного боярина (в том числе Годунова) и начал рубить им головы, воскликнув: "Вот, что будет, когда я стану царствовать". Если этот рассказ достоверен, то месть Бориса Годунова - вполне возможная причина смерти царевича.
Загадочная смерть царевича 15 мая 1591 г. расследовалась специальной высокой комиссией, которую возглавлял князь . Царевич Дмитрий страдал "падучей", т. е. эпилепсией. Заключение комиссии гласило: во время игры в "тычку" с мальчиком случился очередной приступ болезни. Во время припадка он упал и случайно повредил ножом сонную артерию или яремную вену.
Комиссией было допрошено 140 свидетелей. Непосредственными очевидцами были три няньки и четыре ребенка, постоянно игравших вместе с царевичем. Главной виновницей называла себя кормилица Арина Тучкова. Она утверждала, что должна была предугадать наступление приступа и отобрать у мальчика нож. Выводы комиссии выглядят довольно сомнительно, а показания свидетелей на удивление однообразны. В материалах расследования даже нет показаний матери Дмитрия - Марии Нагой.
Более правдоподобной представляется версия заказного убийства. Царевич Дмитрий был реальной угрозой для Бориса Годунова. Многие современники были уверены, что именно он организовал гибель наследника. В Угличе Мария и царевич находились под неусыпным надзором представителя Годунова - дьяка М. Битяговского.
Когда Нагая увидела мертвого сына она, указывая на Битяговского, начала кричать: "Он, он убийца!". Дьяк попытался спрятаться, но братья Марии Михаил и Григорий во главе разъяренной толпы ворвались в его дом. Битяговский вместе с сыном Данилой и ближайшими сторонниками были убиты.
Расследование смерти царевича Дмитрия превратилось... в процесс против семейства Нагих. Их обвинили в убийстве правительственного чиновника и подстрекательстве к бунту. Мария была сослана в Никольский монастырь, а ее братья брошены в тюрьму. Проживающий в это время в России английский дипломат Дж. Горсей так пишет об этом событии: "юный князь... был жестоко и изменнически убит; его горло было перерезано".
Гибель Дмитрия имела огромное значение. Слабоумный Федор был номинальным правителем. К тому же у него не было наследников. Всеми делами государства уже давно управлял . Смерть Дмитрия фактически означала пресечение . В 1598 г. заветная мечта Годунова осуществилась: он был избран русским царем.
Смерть Дмитрия Углицкого до сих пор остается загадкой. Тем не менее, нельзя не признать, что она была выгодна Борису Годунову. Версия нечаянного ранения выглядит неправдоподобно. Скорее всего, царевич был действительно убит по приказу будущего русского царя.
Канонизирован Дмитрий Иванович в 1606г, мощи царевеча перенесли в Москву в Архангельский собор из Углича.
Дни памяти: 15 мая (старый стиль) — 28 мая (новый стиль), 3 июня (стар.ст.) — 16 июня (нов.ст.) — Перенесение мощей, 19 октября (стар.ст.) — 1 ноября (нов.ст.)
Святой благоверный царевич Дмитрий - сын царя Иоанна IV Васильевича Грозного и его седьмой жены царицы Марии Феодоровны Нагой. Он явился последним представителем московской линии дома Рюриковичей. По обычаю того времени, царевичу было дано два имени: Уар, по имени св. Уара, в день его рождения (21 октября) и Димитрий (26 октября) - по дню его крещения.
После смерти царя Ивана Грозного взошел на престол его старший сын - христолюбивый царь Фёдор Иванович. Однако фактическим правителем Русского государства был его шурин, властолюбивый боярин Борис Годунов. Добрый Феодор Иоаннович был полностью погружен в духовную жизнь, и Борис делал все, что хотел; иностранные дворы присылали Годунову дары наравне с царем. Между тем Борису известно было, что все в государстве, начиная с царя Феодора, признают Димитрия наследником престола и имя его поминают в церквях. Борис Годунов стал действовать против царевича, как против личного врага своего, желая избавиться от законного наследника русского трона.
Борис Годунов.
Для этого Борис решил удалить царевича от московского царского двора. Вместе с матерью - вдовствующей царицей Марией Феодоровной и ее родственниками царевич Димитрий был отправлен в свой удельный город Углич.
Древний Углич был в то время «велик и многонароден». По свидетельству угличских летописей, он имел 150 церквей, в том числе три собора, двенадцать монастырей. Всех жителей было сорок тысяч. На правом берегу Волги возвышался Кремль, обнесенный крепкой стеною с башнями, где предстояло жить будущему царю. Судьба, однако, распорядилась иначе.
Стараясь избежать опасного кровопролития, Борис Годунов пытался сначала оклеветать юного наследника престола, распустив через своих приверженцев лживые слухи о мнимой незаконнорожденности царевича (ссылаясь на то, что православная церковь считает законными только три последовательных брака), и, запретив поминать его имя во время богослужений.
Потом распространил новый вымысел, что будто бы Димитрий унаследовал жестокий нрав и суровость Иоанна Грозного. Поскольку эти действия не принесли желаемого, то коварный Борис решился погубить царевича. Попытка отравить Димитрия с помощью Василисы Волоховой, кормилицы Димитрия Иоанновича, не увенчалась успехом: смертоносное зелье не навредило ему.
Тогда, решившись на явное преступление, Борис стал искать убийц. И нашел в лице дьяка Михаила Битяговского, его сына Данилы и племянника - Никиты Качалова. Подкупили также мамку царевича Василису Волохову и сына ее Осипа.
Убийство царевича Дмитрия. Гравюра. Начало 1870-х годов
Утром 15 мая 1591 г. мамка повела царевича гулять. Кормилица, движимая каким-то смутным предчувствием, не хотела его пускать. Но мамка решительно взяла за руку и вывела царевича на крыльцо. Там уже ждали его убийцы. Осип Волохов взял его за руку и спросил: «Сие у тебя новое ожерелье, государь? » Тот тихим голосом отвечал: «Сие есть старое ожерелье ». Волохов ударил его ножом в шею, но гортани не захватил. Кормилица, видя гибель государя, упала на него, стала кричать. Данилко Волохов бросил нож, побежал прочь, а сообщники, Данилко Битяговский и Микитка Качалов, избили кормилицу до полусмерти. Царевича зарезали, словно агнца непорочного и сбросили с крыльца.
При виде этого страшного злодеяния пономарь соборного храма, запершись на колокольне, ударил в набат, созывая народ. Сбежавшиеся со всех концов города люди отомстили за невинную кровь восьмилетнего отрока Димитрия, самочинно расправившись с жестокими заговорщиками.
Об убиении царевича было донесено в Москву, и сам царь хотел отправиться в Углич для расследования, но Годунов под разными предлогами удерживал его. Борис Годунов послал в Углич своих людей во главе с князем В. И. Шуйским для судебного разбирательства и сумел убедить царя в том, будто его младший брат, играя «в тычку», был захвачен припадком падучей (эпилепсией) и во время него сам случайно наткнулся на нож.
Сергей Блинков. Царевич Димитрий
Такой результат следствия привел к суровому наказанию Нагих и угличан, как виновных в мятеже и самоуправстве. Царица-мать, обвиненная в недостатке надзора за царевичем, была сослана в отдаленный скудный монастырь святого Николая на Восхе, по ту сторону Белого озера, и пострижена в иночество с именем Марфы. Братья ее были сосланы по разным местам в заточение; жители Углича были кто казнены, кто сосланы на поселение в Пелым, а многим урезывали языки. Впоследствии колоколу, послужившему набатом, по распоряжению Василия Шуйского был отрезан язык (как человеку), и он вместе с угличанами-мятежниками стал первым ссыльным в только что присоединённую к Российскому государству Сибирь. Только в конце XIX века опальный колокол был возвращен в Углич. В настоящее время он висит в церкви царевича Димитрия «На крови».
Вокруг могилы царевича и поставленной над ней часовней возникло детское кладбище.
Царевич Димитрий. Илья Глазунов (1967)
Однако пятнадцать лет спустя после убийства царевича, уже будучи царем, Шуйский перед всей Россией свидетельствовал, что «царевич Димитрий Иоаннович, по зависти Бориса Годунова, яко овча незлобливо, заклася». Побуждением к этому было желание, по выражению царя Василия Шуйского, «уста лжущия заградить и очи неверующия ослепить глаголющим, яко живый избеже (царевич) от убийственных дланей», ввиду появления самозванца, объявившего себя истинным царевичем Димитрием. В Углич была направлена специальная комиссия под руководством митрополита Ростовского Филарета. Когда открыли гроб царевича, по собору распространилось «необычайное благовоние», и тогда нашли, что «в левой руке царевич держал полотенце, шитое золотом, а в другой - орехи», в таком виде его и постигла смерть. 3 июля 1606 г. он был причислен к лику святых. Торжественно были перенесены святые мощи и положены в Архангельском соборе Московского Кремля - фамильной великокняжеской и царской усыпальнице, «в приделе Иоанна Предтечи, идеже отец и братья его».
Рака царевича Димитрия Угличского в Архангельском Соборе Кремля
Сразу после смерти царя Федора Иоанновича появились слухи о том, что царевич Дмитрий жив. Во время царствования Бориса Годунова эти слухи усилились, а к концу его царствования в 1604 году о якобы живом царевиче заговорили все. Передавали друг другу, что в Угличе якобы зарезали не того ребенка, а настоящий царевич Дмитрий идет сейчас войском из Литвы, чтобы занять причитающийся ему по праву царский престол. Началось Смутное время. Имя царевича Дмитрия, ставшее символом «правого», «законного» царя, приняли несколько самозванцев, один из которых царствовал в Москве.
В 1603 году в Польше явился Лжедмитрий I (небогатый и незнатный галицкий дворянин Юрий Богданович Отрепьев, который постригся в монахи в одном из русских монастырей и в монашестве принял имя Григорий), выдававший себя за чудесно спасшегося Дмитрия. В июне 1605 года Лжедмитрий вступил на престол и на протяжении года официально царствовал как «царь Дмитрий Иванович»; неказистый наружностью, он был отнюдь не глупым человеком, имел живой ум, умел хорошо говорить и в Боярской думе легко разрешал самые трудные вопросы; вдовствующая царица Мария Нагая признала его своим сыном, но, как только его 17 (27) мая 1606 года убили, отказалась от него и заявила, что её сын несомненно погиб в Угличе.
1606 году явился Лжедмитрий II (Тушинский вор), а в 1608 году во Пскове - Лжедмитрий III (Псковский вор, Сидорка).
С прекращением Смутного времени правительство Михаила Фёдоровича Романова вернулось к официальной версии правительства Василия Шуйского: Дмитрий погиб в 1591 году от руки наёмников Годунова. Она же была признана как официальная и Русской Православной Церковью. Эта версия была описана в «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина. Ее же придерживался в свое время и А.С. Пушкин. В своей драме «Борис Годунов» он заставил царя Бориса мучиться от раскаяния за совершенное преступление. И вот 13 лет кряду царю снится убитое по его приказу дитя, а юродивый бросает ему в лицо жуткие слова: «… Вели их зарезать, как зарезал ты маленького царевича…».
Царевич Дмитрий. Картина М. В. Нестерова, 1899 год
Святитель Димитрий Ростовский составил житие и описание чудесных исцелений по молитвам святого царевича Димитрия, из которого видно, что особенно часто исцелялись больные глазами.
Во время Отечественной войны 1812 года святые мощи благоверного царевича Димитрия были спасены от поругания священником московского Вознесенского женского монастыря Иоанном Вениаминовым, который вынес их под своей одеждой из Архангельского собора и спрятал в алтаре, на хорах второго яруса соборного храма в Вознесенском монастыре. После изгнания французов святые мощи были торжественно перенесены на прежнее место - в Архангельский собор.
Святые мощи царевича Димитрия в Архангельском соборе Кремля
С XVIII века образ царевича Димитрия помещён на гербе Углича, а с 1999 и на флаге города. Также была построена «Церковь Димитрия на Крови», воздвигнутая на месте его убиения.
Церковь царевича Димитрия на Крови. Углич
В 1997 году учреждён Орден святого благоверного царевича Димитрия. Им награждаются лица, внёсшие значительный вклад в дело попечения и защиты страждущих детей: инвалидов, сирот и беспризорников. Орден представляет собой крест с лучами из чистого серебра с позолотой, посреди которого в медальоне находится образ царевича Димитрия с надписью «За дела милосердия». Ежегодно в Угличе 28 мая проводится православный праздник День Царевича Димитрия.
По благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла «День царевича Димитрия» приобрел в 2011 году статус Всероссийского православного детского праздника.
Тропарь, глас 4:
Царскую диадиму обагрил еси кровию твоею, богомудре мучениче, за скиптр крест в руку приим, явился еси победоносец и жертву непорочну Владыце принесл еси себе: яко бо агнец незлобив, от раба заколен еси. И ныне, радуяся, предстоиши Святей Троице, молися о державе сродников твоих богоугодней быти и сыновом Российским спастися.
Кондак, глас 8:
Возсия днесь в славней памяти твоей верным веселие, яко бо доброрасленный грезн (виноградная лоза), прозябл еси и Христу красен плод принесл еси себе; темже и по убиении твоем соблюде тело твое нетленно, страдальчески обагренное кровию. Благородне святе Димитрие, соблюдай отечество твое и град твой невредим, тому бо еси утверждение.
ПОГИБ ЛИ В УГЛИЧЕ ЦАРЕВИЧ ДМИТРИЙ?
15 мая 1591 года в Угличе при загадочных обстоятельствах погиб младший сын Ивана Грозного Дмитрий. Эта трагедия известна широко, версий за 400 лет было высказано несколько: от гибели от несчастного случая до убийства по приказу Бориса Годунова и подмены царевича с целью спасти его от убийства по приказу того же Бориса. Попробуем взглянуть на происшедшее в Угличе так, как сделали бы это Шерлок Холмс, Эркюль Пуаро или патер Браун. Они начинали следствие, задавая себе первый и главный вопрос: кому это выгодно?
Действительно, кому была выгодна смерть девятилетнего царевича Дмитрия Иоанновича? Как ни странно, это было выгодно Борису Годунову, но, изучив обстоятельства угличского дела, Холмс, Пуаро и Браун вполне могли бы прийти к выводу, что Годунов невиновен!
Карьера Бориса Годунова началась при Иване Грозном. Сначала Борис стал зятем всемогущего шефа опричников Малюты Скуратова, а затем его троюродная сестра Ирина вышла замуж за одного из сыновей Грозного, Фёдора, ставшего после смерти Ивана IV царём. Царский шурин Годунов сделался соправителем царя Фёдора Иоанновича, сына Грозного от его первой жены Анастасии Романовой. Годунов происходил из бояр «худородных» (незнатных) и, став вторым лицом в государстве, приобрёл себе множество врагов среди бояр, считавших себя «великими», а Бориса - «выскочкой».
В те времена «худородному» боярину удержаться на вершине власти без жестокости было почти невозможно, но Годунов удержался. Его опорой был свояк (муж сестры) царь Фёдор, а посему Борис должен был беречь его как зеницу ока, ибо со смертью Фёдора окончилась бы не только карьера Годунова, но и жизнь - врагов у соправителя хватало с избытком!
Годунов действительно берёг Фёдора как мог, но и Дмитрия, сына Грозного и Марии Нагой, он тронуть не мог по двум причинам:
а) в случае смерти царевича враги Годунова, даже не найдя явных улик, сумели бы если не свалить его, то поколебать его влияние в стране;
б) Борис Годунов, прошедший «школу» опричнины и будучи зятем Малюты, тем не менее жестокостью не отличался. Историки это заметили - своих злейших врагов Борис в худшем случае насильно постригал в монахи или ссылал. Казней по «политическим» мотивам в бытность его соправителем практически не было.
Чтобы успешно противостоять интригам многочисленных врагов, Годунов должен был обладать недюжинным умом, который он явно имел. Но одного ума недостаточно - нужна точная информация о настроениях, господствовавших в боярской среде, - Шуйских, Мстиславских и многих других, чтобы вовремя «нейтрализовать» их постригом или ссылкой, не доводя дело до возможного кровопролития. Такие сведения могли поставлять хорошо оплачиваемые осведомители из боярского окружения, что позволяло Борису быть в курсе замыслов своих противников и вовремя их пресекать.
Иван Грозный, умирая, передал трон Фёдору, а младшему Дмитрию выделил удельное княжество со столицей в Угличе. Нельзя исключать, что здесь не обошлось без «подсказки» хитроумного Бориса, но этого вопроса касаться не станем.
Мария Нагая с сыном Дмитрием и многочисленной роднёй отбыла в почётную ссылку. Ей даже не позволили присутствовать на коронации Фёдора в качестве ближайшей родственницы, что являлось огромным унижением. Уже это одно могло заставить Нагих затаить зло на Бориса и иже с ним.
Годунов, зная и понимая это, сознавал также, что семейство теперь уже бывшей царицы представляет для него реальную угрозу. Для надзора за Нагими он прислал в Углич дьяка Михаила Битяговского, наделённого самыми широкими полномочиями. Его присутствие лишило Нагих почти всех прерогатив, которыми они обладали в качестве удельных князей, в том числе и контроля над доходами, поступавшими в удельную казну. Это могло ещё более усилить их ненависть к царскому соправителю, ибо удар по карману всегда очень болезненный!
Теперь же осмотрим место и обстоятельства происшествия, но сначала глазами современников.
Полдень 15 мая 1591 года, суббота. День жаркий. Мария Нагая вернулась с сыном из церкви с обедни. Она прошла во дворец, а сына отпустила погулять во внутренний дворик. С царевичем были: мамка (нянька) Василиса Волохова, кормилица Арина Тучкова, постельница Марья Колобова и четверо мальчиков, в том числе сыновья кормилицы и постельницы. Самым старшим из детей был сын Колобовой - Петрушка (Пётр). Дети играли в «ножички», но не ножом с плоским лезвием, а «сваей» - тонким стилетом с лезвием четырёхгранной формы, предназначавшимся для колющих ударов. Царевич Дмитрий страдал «падучей» болезнью (эпилепсией), и приступ начался, когда в его руке была свая-стилет. Падая, Дмитрий напоролся на остриё горлом. Подбежавшая Арина Тучкова схватила царевича на руки и, по её словам, «на руках его не стало». Мальчики были перепуганы, и Петрушка Колобов как старший бросился во дворец сообщить Марии о трагедии. Но потом произошло странное. Выскочившая во двор из-за обеденного стола Мария вместо того, чтобы, как всякая нормальная мать, броситься к сыну, схватила полено и обрушила его на голову мамки Волоховой, с силой ударив её несколько раз! Волохова упала с разбитой головой, а Мария при этом кричала, что «царевича зарезал Осип Волохов», сын мамки.
Нагая велела ударить в набат. Угличане бросились к дворцу, примчался и дьяк Битяговский. Он попробовал прекратить бить в колокола, но звонарь заперся на колокольне и в звонницу дьяка не пустил. Осип Волохов появился около дворца вместе с прибежавшими жителями -он явно находился где-то недалеко, возможно, у свояка (мужа сестры) Никиты Качалова. Мария Нагая продолжала кричать, что Осип - убийца Дмитрия. Окровавленная Волохова умоляла Нагую «пощадить сына». За шурина заступился и Качалов, но тщетно - возбуждённая толпа начала самосуд. Качалов, дьяк Битяговский, его сын и ещё несколько человек, пытавшихся успокоить толпу, были убиты. Осип Волохов сначала пытался укрыться в доме Битяговского, а затем в церкви, куда отнесли тело царевича, но его вытащили оттуда и тоже убили. Он стал последним, пятнадцатым, убитым из числа тех, кто погиб в результате самосуда.
Следственная комиссия из Москвы прибыла в Углич 19 мая. Учитывая тогдашнюю скорость передачи информации и передвижения, можно считать, что Москва отреагировала на трагедию практически мгновенно. Но главное: во главе следственной комиссии был Василий Шуйский, незадолго до этого вернувшийся из ссылки, куда он попал по воле Бориса Годунова.
Как считают историки, назначение Шуйского главой комиссии санкционировала Боярская дума, но предложение об этом могло исходить от Годунова - Борис понимал, что смерть Дмитрия обязательно припишут ему. Поэтому он и мог предложить кандидатуру Шуйского, нисколько не сомневаясь, что тот будет «землю рыть», чтобы найти хоть малейшую зацепку для обвинения Годунова в смерти Дмитрия - это был гениальный ход человека, невиновного в убийстве царевича!
Комиссия насчитывала несколько десятков человек. Кроме Шуйского и различных мелких чинов, в неё входили окольничий Клешнин, думный дьяк Вылузгин, церковь со своей стороны направила для надзора за следствием митрополита Гелвасия. Расследование велось максимально тщательно, были опрошены сотни людей. Допросы велись публично, во дворе кремля, в присутствии десятков и (быть может) сотен любопытных. При таком ведении дела фальсификация показаний и давление на свидетелей были полностью исключены - члены комиссии придерживались различных политических ориентаций, и каждый зорко следил за своими коллегами по расследованию, готовясь воспользоваться любой оплошностью.
Главными свидетелями гибели царевича были четверо мальчиков, мамка Волохова, кормилица Тучкова, постельница Колобова. Их показания и легли в основу заключения комиссии о гибели Дмитрия в результате несчастного случая, и это тогда, в 1591 году, признала вся Россия!
400 лет изучали историки «угличское дело», и никто не обращал внимания, что на вопрос следователей мальчикам: «Хто в те поры за царевичем были?» (Кто был рядом в момент происшествия?), мальчики дружно отвечали, что только они четверо, «да кормилица, да постельница!». Вот так - Василису Волохову они не упоминали, и, следовательно, её не было рядом в момент гибели Дмитрия! Где же она находилась?
Мария Нагая допросам не подвергалась - следователи не рискнули допрашивать пусть бывшую, но всё же царицу, однако известно, что Мария и её брат Андрей в момент гибели царевича сидели за обеденным столом. Им прислуживали трое видных служителей двора экс-царицы - подключники Ларионов, Гнидин и Иванов, а также стряпчий Юдин. Этот стряпчий (что-то вроде официанта) оказался восьмым свидетелем, кто видел происшедшую во дворе трагедию. Остальные трое узнали обо всём, только когда вбежал Петрушка Колобов.
За царским столом прислуживали стряпчие и стольники, но отнюдь не подключники. Они - хозяйственники, так сказать, «замы» ключника (завхоза, администратора, управляющего). Пусть Мария и находилась в почётной ссылке под жёстким надзором Битяговского, но она всё же была царицей, и что-то нигде не сказано, что дьяк «контролировал» доходы Нагих настолько, что у царского стола прислуживали подключники вместо стряпчих и стольников из-за нехватки денег на жалованье слугам!
Стряпчий по рангу был младше подключника, и Юдин должен был смотреть за обедающими Марией и Андреем, чтобы вовремя успеть им прислужить. Он же глазел в окно на играющих детей, хотя рядом с ним прислуживали слуги более высокого ранга, - на это даже комиссия Шуйского не обратила внимания.
Юдин сказал на следствии, что видел, как мальчики играли и как царевич «накололся на нож», но следователи так и не смогли точно установить момент, когда царевич нанёс себе рану в горло. Этого не видел никто из присутствующих.
Холмс и Пуаро, очень возможно, подтвердили бы выводы комиссии (а может быть, нет), а вот патер Браун точно не согласился бы с ними. Он вспомнил бы «Сломанную шпагу» и сказал бы: «Где умный человек прячет лист?» - «В лесу. А убитого?» - «На поле боя. А если не было никакой битвы?» - «Он сделает всё, чтобы она была!»
В Угличе не было битвы, а был самосуд с пятнадцатью трупами в результате. Главной же целью этого побоища был Осип Волохов - его надо было заставить замолчать навсегда!
В те времена не знали хронометража, не проводили следственных экспериментов для восстановления полной картины преступления, позже историки тоже не пытались по минутам воспроизвести последовательность событий. Попробуем восполнить это упущение, учитывая и другие сведения.
Итак: Мария с сыном возвращается из церкви и сама идёт обедать с братом. Про обед царевича нигде не упоминается, и, следовательно, Дмитрий на обед не пошёл - он был отпущен играть сразу же после возвращения домой. Можно предположить, что между возвращением из церкви и гибелью ребёнка прошло не так уж много времени - полчаса, не более. Эпилептик-царевич мог во время внезапного приступа нанести себе рану в горло, но в этом случае сведённые судорогой пальцы держали бы сваю за рукоятку, охватывая её полностью. Остриё (лезвие) должно было торчать из кулака вверх (между указательным и большим пальцами). Только в этом случае царевич мог ударить себя в горло, но во время игры «в ножички» нож никогда не берут в ладонь, плотно охватывая рукоять (кто когда-либо играл в эту игру, должен это помнить). Нож берут за конец лезвия или рукоятки, но, конечно, в Угличе могло быть по-всякому - царевич взял протянутый ему рукояткой стилет, и тут случился приступ.
А вот теперь интересный вопрос: откуда известно, что царевич Дмитрий страдал эпилепсией? Удивительно, но данные о болезни царевича всеми историками берутся только из «угличского дела»! Все свидетели дружно утверждали, что Дмитрий страдал «падучей» болезнью, но неизвестно, была ли болезнь врождённой, а если нет, то всё равно не ясно, с какого возраста она проявилась. А болел ли царевич Дмитрий эпилепсией вообще? Не была ли эта «падучая» симуляцией, производимой по наущению матери и других лиц, заинтересованных в создании образа «больного царевича»?
В ту эпоху взрослели раньше, и сын Ивана Грозного мог быть смышлёнее, чем его ровесники ныне, а ведь речь шла о троне - в таких случаях принцы (царевичи) любых стран, воспитанные с раннего детства соответствующим образом, и вели себя сообразно с обстоятельствами.
Все эти размышления ведут к предположению, которое уже высказывалось некоторыми историками ранее: царевич Дмитрий не погиб в Угличе, а был подменён с целью будущего захвата власти семейством Нагих! Для обоснования этой версии взглянем на происшедшее в Угличе с современной «детективной» точки зрения.
Итак: настоящий Дмитрий был подменён по дороге в церковь или на обратном пути. Мальчик, которого должны были принести в жертву, обязательно должен был иметь сходство с царевичем в росте, цвете волос, телосложении и чертах лица. Предположим, такого ребёнка нашли. Вряд ли он был из семьи даже среднего достатка, скорее из беднейшей или даже сирота. Отсюда следует, что лже-царевича надо было научить хотя бы немногому тому, что помогло бы ему сыграть «роль» Дмитрия в течение максимум 30 минут - а для обучения необходимо время!
Прельстить же несчастного ребёнка могли чем угодно, даже пообещав «златые горы» - и он согласился исполнить роль царевича и… разыграть (конечно, после «тренировок») приступ эпилепсии. Сколько времени потребовалось на поиски и «подготовку дублёра» - неизвестно, но свидетели вспомнили приступ «падучей» в марте, когда царевич «мать свою царицу сваей поколотил». Можно предположить, что «дублёра» уже нашли! 12 мая у царевича был приступ, и вплоть до 15-го его из дома не выпускали, следовательно, четверо мальчиков его могли не видеть три дня. Если же царевич и до 12 мая два-три дня не выходил на улицу, то получается почти неделя, а за эти дни болезнь может изменить и черты лица - такое объяснение «в случае чего» могло бы пригодиться!
Продолжим. Подмена произошла: в церковь ушёл Дмитрий, вернулся лже-Дмитрий в одежде настоящего. Его уже ждали, в том числе и одна из трёх женщин, под чьим надзором находился царевич. Эта женщина пользовалась полным доверием царицы Марии Нагой и была ей, несомненно, преданна.
Посмотрим внимательно, «по-современному», на некоторых лиц «угличского дела».
Колобова Марья, постельница. В её обязанности входило следить за бельём (простынями, наволочками и т.п.) и при необходимости зашивать его, т.к. всё это имеет обыкновение рваться и в царском дворце. Марья же была «по совместительству» и нянькой, так что днём шить и штопать времени ей могло и не хватать. Оставались вечер и ночь, электричество отсутствовало, только свечи и лучины - а посему постельница Марья Колобова могла быть близорука! Колобова видела, как вернулась царица с мальчиком, одетым в знакомую одежду, тут же отправившимся играть с детьми, среди которых был и её сын Петрушка.
Василиса Волохова, мамка (нянька) царевича Дмитрия. Она была самой старшей по возрасту из трёх женщин - её дочь была замужем за Никитой Качаловым, да и сын Осип был уже не мальчик. Но главное другое: когда Осип Волохов пытался спастись от смерти, то сначала он бросился в дом Битяговского - и не потому, что дом был рядом, а потому, что дьяк был не только достаточно высоким должностным лицом, но и знакомым его и матери! Причём Осип бросился к хорошим знакомым, и можно предположить, что присланный в Углич личным приказом Годунова Битяговский благоволил к Волоховым потому, что Василиса была осведомительницей дьяка при дворе царицы, но Нагие об этом знали!
Тогда становится понятно, почему на следствии мальчики не упомянули о присутствии во дворе «мамки» - Волохову отвлекли под каким-либо предлогом от играющих детей, а затем её нельзя было подпускать к телу - Василиса сразу могла опознать подмену! Для этого и пришлось самой царице пустить в ход полено!
Осип Волохов, сын Василисы Волоховой. Вся его вина заключалась в том, что он мог случайно оказаться вблизи места, где совершалась подмена царевича, и быть замеченным Марией. Видел Осип подмену или не обратил на происходящее внимания - неизвестно, но Мария испугалась - а вдруг заметил? Вот и пришлось убрать свидетеля, убив перед этим ещё 14 человек!
А теперь «момент истины» - картина гибели лже-царевича: лже-Дмитрий, взяв в руку сваю, падает «как учили» и бьётся, изображая припадок. Кормилица Арина Тучкова, пользовавшаяся полным доверием царицы Марии Нагой, бросается к «дублёру», хватает его на руки и… за руку, в которой зажата свая-стилет остриём вверх. Рука скрючена, значит, остриё недалеко от шеи. Несчастный подменыш не ожидал, что «тётя Арина» одним резким движением нажмёт на его руку так, что лезвие сваи ударит ему в горло!
Только Арина Тучкова могла сделать это, на секунду заслонив своим телом от ребят бьющегося в «эпилепсии» ребёнка-жертву! Поэтому и не видел никто, когда именно «царевич» «напоролся» на стилет. Подбежавшая близорукая Колобова увидела искажённое предсмертной болью лицо, а Волохова так и не смогла подойти!
Четверо же мальчиков были перепуганы, когда «царевич» ещё только упал и, возможно, даже отскочили на два-три шага, от испуга и не заметив ничего. Не будем удивляться тому, что кормилица могла убить незнакомого ребёнка - Тучкова была человеком эпохи Ивана Грозного и опричнины, когда жизнь, особенно чужая, ценилась в полушку (полкопейки).
Стряпчий Юдин. Даже имя его неизвестно, да и кто тогда интересовался именами слуг, но именно он мог быть «главным режиссёром» событий в Угличе!
Юдин ловко «подставился» свидетелем через приказного Протопопова и ключника Тулубеева. Уклонение от дачи показаний он объяснил тем, что царица Мария кричала об убийстве и он (скорее всего) побоялся ей перечить. Комиссия сочла это объяснение убедительным и дальнейшие следы «стряпчего» исчезли во мраке времени. Кем он мог быть в действительности и кому под силу в ту эпоху было организовать угличское убийство с учётом малейших нюансов так, что всё выглядело похожим на операцию спецслужб современного типа?
Такая организация была создана в Париже в 1534 году. Её девизом было «К вящей славе Божьей», а себя её члены называли «псы Господни» - орден иезуитов!
Он достаточно известен в истории, но в основном только по названию. Практически вся деятельность ордена иезуитов покрыта глубокой тайной, и хотя он был официально упразднён римским папой Климентом XIV в 1773 году, считается, что структуры ордена сохранились до нашего времени под другими названиями.
Любая религиозная организация крупного масштаба - христианская, исламская, буддийская - это государство духовное в государствах политических. Чтобы эффективно влиять не только на умы своей паствы, но и зачастую на политику правительств, такая организация должна всегда быть в курсе всех событий, не только собирая информацию, но и направляя события в нужное для себя русло, прибегая при необходимости к силовым методам - например, физическому устранению неугодных лиц.
Орден иезуитов был создан для борьбы с Реформацией Лютера, но нельзя поручиться, что отец ордена Игнатий Лойола ранее не служил в подобной организации, а «парижский отдел» не был образован на основе ранее существовавшего подобного «спецотдела»!
Информация к размышлению. Косвенным подтверждением этого предположения могут служить данные французского историка Макса Блона, который ещё в начале XX века установил, что уже в 1367 году существовал орден иезуатов! Разница в названии организаций всего в одну букву, но если про иезуитов кое-что известно, то про иезуатов, кроме их имени, никаких сведений нет. Официальное название спецслужб может изменяться и меняется (ВЧК-ГПУ-НКВД-МГБ-КГБ-ФСБ), так что нельзя исключать, что и перед иезуатами были какие-нибудь иесуиты (имя Иисус можно транскрибировать по-разному).
Христианская церковь уже существовала (к тому времени) полторы тысячи лет, а без разветвлённой спецслужбы с самыми различными функциями она вряд ли бы достигла своего могущества. Иезуитские коварство и хитрость вошли в поговорки, но они были бы невозможны без тонкого знания человеческой психологии, а кто кроме служителей религии мог и должен был разбираться в ней лучше всех в те времена?
Опыт психологического воздействия на массы накапливался и систематизировался столетиями, так что орден иезуитов явно (судя по ордену иезуатов) возник не на пустом месте - у «псов Господних» были предшественники и учителя, причём талантливые!
Все умные правители (включая и римских пап) всегда старались привлечь к себе на службу умных и талантливых исполнителей, таких как, например, Юдин. Он даже служителей у стола заменить сумел, т.к. знал, что подключники Ларионов, Иванов и Гнидин, до того не прислуживавшие за столом, будут внимательно следить за распорядком обеда и не обратят внимания на неестественную напряжённость Марии и её брата! Всё сумел учесть Юдин (и иже с ним), в том числе и быстро среагировать на «накладку» с Осипом Волоховым, но Борис Годунов всё-таки опередил иезуитов!
Полностью скрыть приготовления к «убийству Дмитрия» не удалось. Скорее всего, Волохова заметила, что при дворе Марии что-то затевается. Годунов, получив известие о какой-то подозрительной «возне» в Угличе, вполне мог сообразить, что готовится переворот. Подробностей он не знал, но, поразмыслив, понял, что Нагие надеются на смерть Фёдора - в этом случае Дмитрий имел реальные шансы на трон.
Царь Фёдор был «болезненный и хилый» и, быть может, весной 1591 года тяжело болел. Нагие ожидали его скорой смерти, и не исключено, что умный и хитрый Борис, поняв замысел Марии и её семейства, незадолго до 15 мая довёл до Нагих через подставных лиц весть о том, что царь Фёдор «совсем плох и не сегодня-завтра помре».
Эти сведения и могли побудить Нагих и Юдина к немедленным действиям, - а если так и было, то Годунов заставил угличских заговорщиков выступить раньше примерно на месяц!
2 июля в Московском Кремле высшие чины государства заслушали полный текст угличского «обыска». Собрание выразило полное согласие с выводом комиссии о нечаянной смерти царевича, но значительно больше внимания было уделено «измене» Нагих, которые вместе с угличанами побили государевых людей. Было решено схватить Нагих и угличан, «которые в деле объявились», и доставить их в Москву.
Это совещание в Кремле проходило в условиях прифронтового города - утром 4 июля 1591 года стотысячное войско крымского хана Казы-Гирея заняло Котлы. Русские войска располагались на позициях у Данилова монастыря в подвижном укреплении - «гуляй-городе». Но генерального сражения не произошло. Весь день 4 июля шла интенсивная перестрелка с передовыми татарскими сотнями, а ночью враг внезапно ушёл от Москвы.
Историки считают, что бегство татар из-под Москвы было вызвано имитацией русскими подхода больших подкреплений, ночной ложной атакой татарского лагеря в Коломенском и памятью татар о своём страшном поражении под Москвой в 1572 году, ещё при Иване Грозном. Всё это верно, но вот вопрос: когда крымская армия выступила в поход на Москву?
От Перекопа до Москвы 1100 км (линейкой по карте), на самом же деле при конном передвижении больше. Крымчаки могли выступить в поход не ранее, чем подсохнет после снегов земля и появится достаточный травяной покров для прокорма лошадей. Вдобавок Казы-Гирей шёл не быстрым кавалерийским рейдом - с ним была турецкая артиллерия и отряды янычар с обозами. Предположительно, на переход Перекоп-Коломенское Казы-Гирею потребовалось дней 25, и следовательно, татары могли выйти в поход в начале июня, когда получили, наконец, тайную весть из Углича.
Официальный приказ о доставке в Москву Нагих и прочих исходил от царя, но он только «к сему руку приложил» - это был приказ Годунова, который первым понял, что Нагие совершили измену настоящую, пригласив на помощь для захвата власти злейших врагов России - крымских татар.
Расчёт иезуитов, именно их, был примерно такой: царевич Дмитрий «погиб» в результате несчастного случая, царь Фёдор умер. Годунов как соправитель и брат нынешней царицы Ирины продолжает оставаться во главе государства, к Москве приближается армия Казы-Гирея, и в этот момент «оживает» Дмитрий, а Нагие обвиняют Годунова в попытке захвата власти путём убийства законного наследника престола, которого «Бог спас от смерти».
Фёдор детей не имел, так что Дмитрий был самый что ни на есть законный наследник трона. В стране началось бы на 15 лет раньше Смутное время, но с участием не поляков, а крымских татар, и ещё неизвестно, чем и как оно бы закончилось.
Но живой царь Фёдор «спутал карты» как заговорщикам в Угличе, так и Казы-Гирею. Хан не рассчитывал на упорное сопротивление русских войск, усиленных полевой артиллерией, а получив при подходе к Москве сведения, что царь Фёдор на троне и о подкреплениях, подошедших к Москве, встревоженный атакой на лагерь в первую же ночь под Москвой и помня жестокий урок 1572 года, Казы-Гирей, возможно, первым побежал назад в Крым…
После бегства татар было проведено следствие об измене Нагих. По приказу Фёдора (фактически - Годунова) Мария была пострижена в монахини и сослана в Белоозеро, её братья заточены в тюрьму, многие их слуги казнены, сотни угличан отправились в ссылку в Сибирь, но вряд ли среди казнённых или сосланных был «стряпчий Юдин» - иезуиты умели вовремя «сделать ноги».
Кем мог быть по национальности «стряпчий Юдин»? Очень возможно, что он происходил из восточных областей тогдашней Польши и был хотя бы наполовину русским, причём русский родитель должен был иметь московское происхождение, ибо следователи комиссии Шуйского, да и вообще жители центральных районов России смогли бы заметить произношение - в те времена «на слух» довольно точно определяли район рождения, отличая свободно москвича от, например, нижегородца или ярославца.
Для чего же иезуитам нужно было заваривать эту «угличскую кашу»?
Прицел был дальний - превращение России в католическую страну. Но сорвалось - Борис Годунов сумел обезвредить заговор, так и не узнав о нём практически ничего, ибо Юдин исчез, а все остальные молчали, зная, что если Борис дознается до правды, то постригом, тюрьмой и ссылкой это не ограничится - только плахой.
Так что Лжедмитрий I вполне мог быть Дмитрием I, но события 1605 года были уже третьей (!) попыткой Ватикана превратить Россию в католическую страну, и лишь в 1612 году князь Пожарский и гражданин Минин окончательно поставили точку в этой отнюдь не последней попытке чужеземной экспансии против России - первую же попытку иезуиты сделали почти за 60 лет до окончания Смутного времени.
Литература
Скрынников Р.Г. Лихолетье. М., 1988.
Из книги 100 великих загадок истории автора Из книги 100 великих загадок русской истории автора Непомнящий Николай НиколаевичДрама в Угличе 15 мая 1591 года в Угличе погиб при загадочных обстоятельствах царевич Дмитрий. Это случилось через семь лет после смерти его отца Ивана IV. Вступивший на престол царь Федор Иванович был человеком недалеким, почти слабоумным, и потому, умирая, Иван Грозный
Из книги Кто есть кто в истории России автора Ситников Виталий Павлович Из книги Великая смута. Конец Империи автора3. «Лжедмитрий» - настоящий царевич Дмитрий, сын царя Ивана Воспитанные на романовском курсе русской истории, мы обычно глубоко убеждены, что «Лжедмитрий» был действительно самозванцем, неким безвестным Гришкой Отрепьевым. Историки романовской эпохи настолько часто и
Из книги Реконструкция подлинной истории автора Носовский Глеб Владимирович Из книги Книга 1. Новая хронология Руси [Русские летописи. «Монголо-татарское» завоевание. Куликовская битва. Иван Грозный. Разин. Пугачев. Разгром Тобольска и автора Носовский Глеб Владимирович3.3. «Лжедмитрий» - настоящий царевич Дмитрий, сын царя Ивана Воспитанные на романовском курсе русской истории, мы обычно глубоко убеждены, что «Лжедмитрий» действительно самозванец, некий безвестный Гришка Отрепьев. Историки романовской эпохи настолько часто и упорно
Из книги Новая хронология и концепция древней истории Руси, Англии и Рима автора Носовский Глеб Владимирович«Лжедмитрий» - настоящий царевич Дмитрий, сын царя Ивана Воспитанные на стандартном «романовском» курсе русской истории, мы обычно глубоко убеждены, что «Лжедмитрий» был действительно самозванцем, неким Гришкой Отрепьевым. Историки романовской эпохи настолько часто
Из книги Реконструкция подлинной истории автора Носовский Глеб Владимирович16. Тутанхамон и царевич Дмитрий Называя юного фараона Тутанхамоном, мы опираемся на прочтение иероглифов, которыми он назван в своей гробнице и, возможно, в каких-то текстах. В реальной жизни его, скорее всего, именовали по-другому. Ведь в Египте было царское кладбище
Из книги Изгнание царей автора Носовский Глеб Владимирович2.2. «Лжедмитрий» - настоящий царевич Дмитрий, сын царя Ивана Ивановича Он не погибал в детстве, но ему лукаво приписали гибель его тезки, святого царя-мальчика Дмитрия Ивановича, погибшего в 1563 или 1564 году Выше мы напомнили основные моменты начала знаменитой истории
Из книги Под шапкой Мономаха автора Платонов Сергей Федорович1. Смерть царевича Димитрия в Угличе. – Различные о ней известия. – Нагие в Угличе. – Болезнь царевича. – День 15 мая 1591 года. – «Обыск» и суд «Но время приближалось, – говорит Карамзин о конце царствования Бориса, – когда сей мудрый властитель, достойно славимый тогда
Из книги Раскол Империи: от Грозного-Нерона до Михаила Романова-Домициана. [Знаменитые «античные» труды Светония, Тацита и Флавия, оказывается, описывают Велик автора Носовский Глеб Владимирович3. «Античный» Гальба был из рода царя Миноса, то есть Ивана Грозного Царевич Дмитрий действительно был сыном Ивана Грозного Светоний сообщает, что Гальба был, «бесспорно, муж великой знатности, из видного и древнего рода… сделавшись императором, выставил у себя в атрии
Из книги Я познаю мир. История русских царей автора Истомин Сергей ВитальевичТрагедия в Угличе Царевич Дмитрий родился за два года до смерти отца - Ивана Грозного. В Угличе наблюдать за царевичем и его матерью Борис Годунов приставил своего доносчика, Михайло Битяговского.Царевич Дмитрий от рождения страдал падучей болезнью (эпилепсией), отчего
Из книги Алфавитно-справочный перечень государей русских и замечательнейших особ их крови автора Хмыров Михаил Дмитриевич74. ДМИТРИЙ-УАР ИВАНОВИЧ, царевич сын царя Ивана IV Васильевича Грозного от седьмого брака с Марьей Федоровной (в иночестве Марфа), дочерью окольничего Федора Федоровича Нагого.Родился в Москве 19 октября 1583 г.; согласно завещанию отца, получил уделом Углич, куда отправлен с
Из книги Годуновы. Исчезнувший род автора Левкина ЕкатеринаЦарь Борис и царевич Дмитрий Невзирая на яркие образы, созданные литературными творцами и живописцами, а также выдержки из публицистики Смутного времени и историографии XIX–XX веков, Емельянов-Лукьянчиков полагает, что версия об убийстве царевича Дмитрия властолюбивым
Из книги История России. Смутное время автора Морозова Людмила ЕвгеньевнаДрама в Угличе С весны 1584 г. последний сын Ивана Грозного царевич Дмитрий с матерью и родственниками Нагими тихо проживал в Угличе. При царском дворе мало кто про него вспоминал, поскольку царь Федор вычеркнул его из числа своих родственников. Можно предположить, что
Из книги Русь и ее самодержцы автора Анишкин Валерий ГеоргиевичДМИТРИЙ ЦАРЕВИЧ (р. 1582 - ум. 1591)Сын царя Ивана IV. После смерти отца (1584) Дмитрий вместе с матерью Марией Нагой и ее родственниками был выслан боярским советом из Москвы в Углич под специальный надзор из опасения политических интриг со стороны Нагих в пользу малолетнего
